| Здесь можно найти нужные ноты | Здесь можно найти книги по музыке и искусству |
всего 956 голосов |
всего 477 голосов |
ГЛАВНАЯ КНИГА О ДЖАЗЕ
Оскар Питерсон. Пассажи, аккорды и девушки
отрывок из книги "Оскар Питерсон. Джазовая одиссея. Автобиография".
Некоторое время я самостоятельно пытался развивать свои музыкальные навыки. Как-то в ходе одного из занятий я пришел к выводу, что смогу играть на этом инструменте без напряжения только в том случае, если выявлю как можно больше трудностей технического характера. Сделав это умозаключение, я потратил много дней на то, чтобы определить, в каких случаях я постоянно запинаюсь, и записал их. Я даже помню, как пришел однажды к маме и рассказал ей о своей мечте, что в один прекрасный день стану понастоящему великим пианистом. Она терпеливо выслушала меня и, немного подумав, сказала: «Я уверена, сынок, если будешь работать над собой и попросишь у Господа помощи, у тебя все получится». Мне вспоминается, как в эту минуту я еще подумал, а может ли Господь играть в тональности фа-диез. С удовольствием бы его послушал. Немало парней, даже годы спустя, бились над этой тональностью, включая вашего покорного слугу!
Как бы там ни было, я стал собирать воедино все результаты своих исследований и сделал несколько важных для себя выводов. Во-первых, я понял, что не существует неверных нот, бывают неверно сыгранные ноты. Большая разница! Все ноты взаимосвязаны, и это касается любого аккорда (что доказали Джон Колтрейн и другие). Просто нужно правильно располагать ноты внутри гармонического оборота. Это было важное открытие, поскольку я понял, что главное для импровизации — правильное гармоническое построение. Затем я задумался над проблемой, которая не давала покоя и выводила из себя: зажатым рукам не хватало гибкости, и играть было неудобно. Но как же быть с этим? Нельзя же хирургическим путем перекроить руки, чтобы они сами заиграли как следует! В конце концов я кое'что придумал. Операция не нужна: надо просто убедить себя в том, что руки сами способны менять последовательность позиций пальцев и автоматически выберут нужную. Я стал размышлять в таком духе и сам не заметил, что уже начал усваивать эту мысль на практике. Результат не замедлил сказаться: у меня стало получаться
фактически все, за что бы я ни брался, в равной степени обеими руками. Это позволило мне овладеть еще одним, прежде недоступным, средством выразительности.
Кроме того, я чрезвычайно усердно трудился над еще одним аспектом, очень важным для импровизации, — я старался развивать в себе способность во время исполнения одной музыкальной фразы одновременно продумывать у себя в голове следующую — иными словами, научиться мыслить опережая руки. Все это были лишь некоторые из пианистических и джазовых атрибутов, которые, как я решил, мне просто необходимо совершенствовать, и тогда можно будет в спокойной обстановке уделять внимание содержательной стороне музыки, постоянно заботясь о гармонии, мелодии и, конечно же, ритме. Я поклялся дни и ночи проводить за инструментом. При таких интенсивных занятиях я не имел возможности тратить время на многое другое. В старших классах большую часть свободного времени я занимался тем, что проигрывал в уме музыкальные
произведения или же упражнялся в актовом зале, где стоял хороший инструмент. Почти все обеденные перерывы я проводил там. Такие занятия имели для меня двойную выгоду: во-первых, я совершенствовал свои музыкальные навыки, а во-вторых, общался с девушками. Как оказалось, некоторые девушки, узнав, что я играю в актовом зале, стали наведываться туда, чтобы послушать музыку и немного поболтать, — эти милые беседы впоследствии вылились в несколько весьма удачных свиданий. Никогда не пренебрегайте занятиями музыкой! Так благополучно продолжалось до тех пор, пока заместитель директора не узнал обо всем и не сократил мою «практику».
Я только начал учебу в старших классах, когда познакомился с Мейнардом Фергюсоном и его братом Перси. Беднягу Мейнарда избрали играть на подъеме флага в школьном дворе, и я любил подтрунивать над ним. Хотя, если честно, порой, когда погода по утрам выдавалась по-монреальски скверной, мне было понастоящему жаль парня, поскольку я видел, как мундштук практически примерзал к его рту. Мы подружились, и однажды он поинтересовался, не хотел бы я поиграть на фортепиано в оркестре его брата Перси. Я подумал, что был бы не прочь; однако нужно сначала получить разрешение родителей. Когда отец узнал о моем желании участвовать в этом новом для меня деле, он в первую очередь поинтересовался не тем, сколько мне будут платить, а тем, как это повлияет на мою учебу в школе. Я пообещал, что это не будет мешать, и рассказал, что отец Мейнарда — вообще сам директор школы, после чего он согласился, сказав, что будет неплохо, если я попробую. В результате, уже в ближайший вечер оркестр Перси Фергюсона Serenaders играл на танцах, а за роялем место занял Некто с Сент-Джеймс-стрит — то есть я. Для меня все было так необычно. Вот я здесь — единственный негр в оркестре, более того, солирую время от времени. Как мы все были молоды тогда! Так и вижу Мейнарда, сидящего в группе духовых. Я говорю «сидящего», а ведь когда наступал его черед играть соло, ему приходилось вставать на стул! До сих пор я иногда подшучиваю над ним, напоминая об этом.
События этого периода моей жизни, казалось, мелькали как в калейдоскопе. Именно тогда моя сестра Дэйзи (опять она) представиламои документы для участия в «Любительском часе Кена Собла» (Ken Soble Amateur Hour).Так называлась радиопрограмма, которая каждое воскресенье выходила в эфир: в ней выявлялись лучшие самодеятельные исполнители из всех уголков Канады. В программе выступали таланты на любой вкус: и певцы, и танцоры-с теписты, и инструменталисты — все кто угодно. Я ухитрился дойти до финальной части, и в итоге, с помощью высших сил, мне посчастливилось занять первое место. В результате я получил возможность регулярно выступать по радио — вести собственную еженедельную 15-минутную программу.
Это колоссально повлияло на мою жизнь. Вот он я, пятнадцатилетний сопляк, а уже веду свою радиопрограмму каждую неделю, да еще выступаю вместе с оркестром Перси Фергюсона! Я был на вершине счастья, во всяком случае, так можно было подумать со стороны. Однако жизнь по'прежнему временами ставила меня в тупик. Казалось бы, все действительно складывается как надо.неуверен в своей игре. И маскировал недостатки избытком самоуверенности, за что вскоре и поплатился. Знаменательно, что именно отец заставил меня платить. В те годы в летнее время между Канадой и Вест'Индскими островами курсировали круизные суда — их было очень много, и мы называли их «дамские кораблики». Мой отец был знаком со многими моряками, ходившими на разных судах, а один его приятель был довольно-таки приличным пианистом; однажды отец привел его к нам домой, чтобы я послушал, как он играет. Как только он сыграл первые восемь тактов, я понял, что он приверженец Тедди Уилсона. Однако любить Тедди — это одно, а уметь играть, как он — совсем другое. Я слушал его и про себя улыбался. Этот парень, хоть и выдерживал темп и заучил несколько несложных аккордов Тедди, не справлялся ни с роскошными пассажами, ни с мелодическими линиями Уилсона.
Одно было неприятно в этом человеке — его снисходительное ко мне отношение. Неизвестно почему, но он решил, что наверняка основательно поразил мое воображение своей игрой, и ему доставляло удовольствие разговаривать со мной свысока, словно я ничего не смыслю в музыке. Я так никогда и не узнаю мотива папиного поступка: то ли он по моему виду понял, что я чувствую, и захотел, чтобы я «умыл» этого типа, то ли в самом деле не ожидал, что я смогу его переиграть. Как бы там ни было, отец попросил меня сыграть что-нибудь. К этому времени я уже весь кипел от злости и принялся играть изо всех сил, чтобы «сделать» этого красавчика. Я начал с Avalon в среднем темпе, затем, когда краем глаза отметил, что лицо папиного приятеля стало выражать то, что можно было бы назвать потрясением, удвоил темп и тут же выдал один из самых необычных и сложных восходящих пассажей. Спорить было не о чем. Этот тип схватил папу за руку и начал распространяться о том, какой же я талант и надо что-то с этим делать. День выдался на славу. Я отстоял себя за фортепиано, к тому же, сам того не зная, победил в своей первой «cutting» session. Я почувствовал, что папа гордится мной, но вместе с тем он дал понять, что его беспокоит моя самонадеянность. Да, у меня были свои программы на радио, но чтобы я не задавался, он выработал определенную тактику поведения. Когда я возвращался поздно вечером после передачи, во время которой у меня что-то не получилось, он бодрствовал и принимался расспрашивать, что это со мной было. А в те вечера, когда мне казалось, что я «шпарил» как надо, и после спешил домой, чтобы узнать, слышал он меня или нет, вид у него был сонный, будто до этого он крепко спал, а я его разбудил. В конце концов мать раскрыла мне глаза на эти уловки — оказывается, он слушал все программы от начала до конца, и с удовольствием. Это был один из его способов удерживать меня от излишней самонадеянности. Но когда он принес домой пластинку c записью Арта Тэйтума — это подействовало на меня так, как ничто другое.
Однажды папа вошел в комнату, подозвал меня, завел свой граммофон и спросил: «Что ты думаешь об этом пианисте?» (Позже я выяснил, что на пластинке Арт Тэйтум играл Tiger Rag.) Моей первой реакцией был смех: я решил, что отец меня дурачит, ведь на пластинке играют два пианиста. Он спросил, что меня так развеселило, и я ответил, что оценил его шутку и что это — два пианиста. И тогда он с преогромным удовольствием сообщил, что играет один человек, к тому же слепой! Во мне все будто оборвалось. В моей голове не укладывалось, как это вообще возможно так играть. Было понятно, что этот слепой пианист достиг гораздо большего в своем мастерстве, чем это сделал я, зрячий. Я впал в состояние глубокого уныния и в течение месяца не подходил к инструменту — такой невероятной была музыка, которую мне довелось услышать, и такое впечатление она оказала на меня. Ничего подобного я не слышал прежде. О существовании Арта Тэйтума я не знал — в Канаде его выступления по радио практически не передавались. Помню, как все домашние поочередно уговаривали меня поиграть, но я не мог. В то время у меня был замечательный друг по имени Джордж Шели, лучший тенор-саксофонист во всем Монреале, он как раз стал свидетелем того, как я впервые услышал Тэйтума. Джордж был на редкость веселым и общительным человеком и, наверное, самым самоуверенным человеком из всех, кого я тогда знал. Это он без конца поддразнивал меня (одновременно подбадривая) и в итоге заставил вернуться к фортепиано. «Ты же не позволишь Тэйтуму помешать тебе играть так же хорошо, как ты можешь, — сказал он однажды. — Просто придется поискать другие пути, вот и все». Для Джорджа все было так просто. «Он пошел этим путем — ты пойдешь другим», — таким было его заключение. Он знал, что нужно делать, и эти слова преисполнили меня решимостью: никто и ничто не помешает мне добиться своей цели. И кто бы ни возник на моем пути — я твердо решил стать лучшим джазовым пианистом в мире.
Это интересно:
Энциклопедия "Джаз в России". Список имен
В 2008 году в издательстве "Скифия" был подготовлен и выпущен в свет фундаментальный труд: многолетняя работа Владимира Фейертага и целого ряда российских джазовых критиков — "Джаз в России. Краткий энциклопедический справочник". Это первая энциклопедия советского и российского джаза подобного масштаба на русском языке — история джаза в Советском Союзе и современной России.
Луи Армстронг. История жизни
В ответ на предложение личного врача Гарри Зуккера лечь в больницу он ответил так: “Доктор, как вы не понимаете? Я живу для того, чтобы дуть в трубу. Моя душа требует этого. Вы же знаете, что у меня ангажемент. Публика ждёт меня. Я должен выйти на сцену. Я не имею права не сделать этого”.
Слушать музыку:
Benny Goodman 1938 Carnegie Hall Jazz concert
Этот концерт и, соответственно, этот альбом считается важной вехой не только в творчестве Гудмена но и во всей эпохе свинга — в первый раз за всю историю этого зала в Карнеги-Холл звучала джазовая музыка, потеснив классическую.
004. Bob Dylan 1965 Highway 61 Revisited
4 место в рейтинге лучшие альбомы мира. Highway 61 Revisited — шестой студийный альбом Боба Дилана, выпущенный в 1965 году лейблом Columbia Records. В истории рок-музыки много странного — Джон Леннон получил больше похвал, чем Пол Маккартни, Джони Митчел был разнесен прессой в пух и прах, а "Лимп Бизкит" вообще непонятно почему существует — и все эти загадочные факты, если проследить их возникновение, обязаны этому альбому.
.png)
