| Здесь можно найти нужные ноты | Здесь можно найти книги по музыке и искусству |
всего 951 голос |
всего 475 голосов |
сольфеджио программы
Никогда не любила писать биографии — это всегда требует своего рода подведения итогов, а меня лихорадит от окончаний. Где-то родилась, чему-то училась, что-то даже умею... В целом — типичный образчик своего поколения: динамична, конформна, несерьёзна. Но помню, что бывает иначе.
PERSONA
* * *
Я однажды вернусь бразильянкой с широкими бедрами,
КИРИЛЛ И КАТЯ
Жили-были Кирилл и Катя, любили валяться в кровати, пока солнце игриво щекочет пятки, и все у них было в порядке, как может быть только у тех, кто любим.
Вставали, готовили поздний завтрак, шутили: у нас теперь общий запах! Пускали в окно сигаретный дым. И жадно ловили каждое слово, стараясь насытиться счастьем вдоволь, от необъяснимого, неземного, сорваться с катушек и захмелеть. Стараясь не думать, когда же снова: неделя — а может быть, десять лет?
Все было светло у Кирилла с Катей, да только в любовном этом квадрате мы пропустили два важных угла. И звали их просто — Миша и Валя. Они обо всем, несомненно, знали. Порою сердились, потом прощали. Любили. Такие, мой друг, дела.
В умении ждать они были профи: глотать по ночам слишком крепкий кофе, чертить на салфетке любимый профиль и верить, что должен быть новый круг. Осенняя тишь — возвращенье блудных. И строить с начала — уже не трудно. И счастье — безумное,
беспробудное, как будто бы нет никого, но вдруг...
Тревожный звонок рассекает полночь. «Я Валя. Меня ты, конечно, помнишь. Наверное, мне нужна твоя помощь... Кирилл... Неисправные тормоза... В лепешку разбилась его машина... Нет, он пока жив... В общем, я решила, что
нужно тебе обо всем сказать...»
И Катя летит через все границы, и Катя врывается в дверь больницы, и кажется, ей это только снится, и в мыслях упрямое «почему?». Она замечает в сторонке Валю. «Сама-то ты как?» — «Да, жива» — «Жива ли? — кривая усмешка — Вы все узнали? Так что же мы медлим? Идем к нему!»
Врач смотрит на них и сопит вальяжно: «Нельзя же к такому больному — каждого! Вы ему кто?» — «О, мой бог! Неважно! Мы — те, для кого ценна его жизнь».
И вот, наконец-то, они в палате, садятся с обеих сторон кровати, берут его за руки Валя с Катей и шепчут беззвучно: «Вернись! Держись!»
Десятки ночей сменяются утром... Тяжелые паточные минуты... Медсестры, как призраки, все снуют там... Весь мир умоляет: «Открой глаза!»
Неужто свершилось? Цветы, объятья. И оба с надеждой глядят на Катю: «Ведь ты же останешься, правда, Катя?»
Она улыбается: «Я — назад».
Ее с самолета встречает Миша. Он, кажется, стал взрослее и выше. Целует ее: «Ну, как там, малыш? Не злись, но ведь я за тебя боюсь». И Катя кивает, смеется, плачет. «Ты знаешь, ведь я не могла иначе. Кирилл для меня слишком много значит...»
— она засыпает под светлый блюз и спит по-младенчески безмятежно. И он понимает: любовь — безбрежна. Он гладит ей волосы нежно-нежно, сквозь город притихший домой везет.
«А где же мораль?» — ты, должно быть, спросишь. Не знаю. Но слышишь — приходит осень. Прекрасная, мудрая леди Осень, а это значит — возможно все.
→ Участник проекта СКИФИЯ: Антология сетевой поэзии
→ Автор книги "Семнадцать параллельных рек"
СКИФИЯ: АНТОЛОГИЯ СЕТЕВОЙ ПОЭЗИИ
ТОМ 3: СЕМНАДЦАТЬ ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ РЕК
